История: Сицилия. Тринакрия. Этна.

Автор: Cветлана, 31 Янв 2013

 Из книги Гаруна Тазиева «На вулкане»

Де Гурбийон писал в 1819 г.:
«В незапамятные времена Сицилия звалась островом Солнца или островом Циклопов. Ей давали имена Тринакрия, Трикетна, Тринация; в вопросе о происхождении причудливых сих названий и сами древние историки не всегда согласны. Первым вывел это имя Фукидид из греческого «тринакрос» имеющий три угла или три острия…

О первых обитателях исконно вулканической земли мы имеем весьма неточные сведения. Говорят что первыми обжили эти края дети Ноя — гиганты, которых позже называли циклопами, антропофагами, лотофагами, лестригонами и сиканами.

Немногим ранее взятия Трои, если верить Солину, а по словам Трога Помпея — сразу после падения ее, сиканы, предводительствуемые Сиканосом, высадились здесь на побережье и подчинили себе население острова… Солин и другие авторы говорят, что они пришли из Лациума, Фукидид же уверяет, что из Испании, и наконец, Тимей не сомневается, что то было одно из местных племен, испокон веку обитавшее на Сицилии. Достоверно лишь то, что с той поры остров назывался по имени новых своих властителей. После них или одновременно с ними пришли сикулы. Изгнанные из Лигурии пеласгами либо аборигенами, либо, наконец, по Фукидиду, осками, сикулы пришли на Сицилию в год 4300 от сотворения мира и дали острову то имя, которое он носит и сейчас.

Четырьмя или пятью веками позже здесь возникло некоторое число греческих колоний, коим удалось захватить часть острова. Около 2000 лет до рождества Христова одна греко-италийская колония основала Сиракузы. С сего времени берет начало греческий период Сицилии, сюда же следует отнести появление принесших наибольшую пользу и истинно прекрасных достижений искусства, наук и литературы. Именно здесь, в городе Энна, родилась подлинная наука о сельском хозяйстве — «агрикультура», распространившаяся впоследствии в Греции и других странах старой Европы. Здесь же, в Сицилии, была колыбель первых в истории человечества законодателей, и здесь жил Эмпедокл, проложивший путь Гиппократу…»

В 734 г. до н. э. афинянин Феокл с товарищами причалил к берегу лагуны, за которой простиралось плоское побережье восточной Сицилии. Они без труда выволокли на берег свои хрупкие суда севернее высокой горы Этна. Это место находилось к югу от Тавроменона — нынешней Таормины, чуть севернее устья Алькантары. Почва выглядела совсем черной, как часто бывает вокруг вулканов, и казалась плодородной. Сикулы сначала только смотрели сверху, из Таормины, на пришельцев, а потом подружились с ними.

Вскоре греки привыкли к соседству гигантской горы, к ее дымам, застилавшим порой солнце, к ее вселявшему беспокойство ворчанию и даже к толчкам, сотрясавшим время от времени поля, которые они возделывали. Поначалу им было не по себе, но потом они привыкли, тем более что сикулы — племя, жившее здесь с незапамятных времен, — уверили греков, что в этих местах ничего худого от горы не бывает. Феокл решил основать здесь колонию, которой он дал название Наксос — по имени самого большого острова своих родимых Киклад.

Через несколько лет демон странствий вновь вселился в душу Феокла. Уж если гора столь мирна, то нельзя ли к ней приблизиться и поселиться у ее подножия? Земли вокруг Наксоса были дивные, но грекам становилось тесновато, так как с севера путь преграждали горы, а там сидели сикулы и уходить никуда не собирались.

Поэтому в 728 г. до н. э. Феокл собрал группу добровольцев и двинулся на юг. Миновав Этну, они вышли на равнину и, пройдя вглубь, основали в 10 км от побережья город Леонтины (современный Лентини, в 35 км на северо-северо-запад от Сиракуз). Сердце крестьянина, дремавшего в каждом из этих моряков, радовалось: аллювиальные почвы и вулканический пепел способствовали сказочному плодородию земель. Феокл напал на самую богатую равнину во всей Сицилии. Но здешние сикулы в отличие от наксосских оказались малогостеприимными, и, прежде чем основать Леонтины, грекам пришлось с ними разобраться. Сикулов без особых церемоний прогнали, и вскоре здесь поднялись к небу первые храмы.

Будучи моряком и авантюристом по натуре, Феокл не желал сидеть сиднем в десяти километрах от берега. Вскоре он вновь поднимается на свой корабль. Между Наксосом и Леонтинами он углядел заливчик, расположенный прямо у подножия вулкана, и в том же 728 г. до н. э. основал город Катанию. Значение этого названия неизвестно. Если считать, что оно имеет семитическое происхождение, слово может означать «маленькая», а если оно пришло из языка сикулов, то оно указывает на форму бухты, напоминающую таз.

Сама природа предназначила заливу служить портом здесь был даже серпообразный мол, защищавший бухту. В море впадала река. Дивное место, без сомнения, но все-таки — прямо у вулкана. А природная плотина — просто застывший поток лавы… Наверно, греки не задумывались, а может быть, не хотели думать, что в один прекрасный день вулкан может наслать новый поток, который пройдет тем же путем до самого побережья…

Они построили город, вскоре заселившийся земледельцами, поскольку прямо за Катанией начиналось плодородное подножие вулкана, а потом благодаря наличию удобного порта — и торговцами. Вулкан, столь гостеприимно принявший греков, нисколько их не пугал, напротив, они стали поклоняться ему, продолжая тем временем осваивать новые территории. В том же году рядом с Катанией была основана Мегара Гиблейская, название которой происходило от города Мегара в Аттике и городка сикулов Гиблея, население которой было изгнано пришельцами-эллинами.

Однако вскоре Катании довелось познать все превратности судьбы. Этот исключительно удобный уголок притягивал к себе многих. Невозможно перечислить все прогремевшие здесь сражения и войны, тяготы которых вынесли на своих плечах жители. В 476 г. до н. э. сиракузский тиран Гиерон изгнал всех катанийцев из Леонтины, поселил здесь 5000 человек из Сиракуз и столько же с Пелопоннеса и даже сменил имя города: сохранились смутные упоминания, что, желая умилостивить судьбу, он назвал город Этной. Но не прошло и пятнадцати лет, как при пособничестве сиракузцев прежние обитатели города вновь взяли его в свои руки и восстановили былое название. И вновь на века закипела адская круговерть войн, осад и вторжений.

Страдающие от раздоров между знатными господами жители Катании и Мегары Гиблейской воздавали должное плодородию своей земли, которую пепел делал все более плодородной после каждого нового извержения. Благотворный и одновременно грозный вулкан, занимающий столь большое место в жизни людей, проник и в их сказания.

Греки были большие любители преданий, и вскоре вокруг Этны закружился целый рой легенд, иногда основанных на истинных происшествиях, а чаще являющихся плодом чистого вымысла, отголоском старинных верований и историй, что рассказывались долгими вечерами и переходили из уст в уста. В конце концов нашелся поэт, которого эти предания вдохновили настолько, что он обессмертил их, написав поэму, а написанное слово, как известно, остается в веках.

Вид пламени, столь часто извергаемого вулканом, напоминал о том, кто в пантеоне греческих богов повелевал огнем: его звали Гефест, позже у римлян он стал называться Вулканом. Поэт писал «Из переполнившихся сиих глубин выплескивается огнь Вулканов, а в глухих сиих пещерах слышно, как работает бог». Сын Зевса и Геры, Гефест, служил у богов в кузнецах, и кузня его располагалась под вулканами. На склонах Этны Гефест вновь предстал перед греками. Этна стала его любимым, а по мнению катанийцев — единственным жилищем.

Гефест был хром и уродлив, и супруга его Афродита, богиня любви, доставляла ему немало огорчений, открыто изменяя мужу и с богами, и со смертными. Ничего удивительного, что он стал одним из самых хмурых и раздражительных на всем Олимпе. Страшен был гнев бога огня и металлов! Этна убеждала в этом ежедневно. Приходилось бога умасливать, вознося молитвы, принося жертвы и воздвигая великолепные храмы.

Другие поэты, правда, уверяли, что Гефест как родился на острове Лемнос в Эгейском море, так никуда оттуда и не трогался, а в мрачных этнейских пещерах обитает не он сам, а его подручные циклопы, они-то и выковывают в недрах вулкана ужасные молнии — оружие Зевса. Кто бы там, однако, ни сидел, сам ли Гефест или его циклопы, результат для местных крестьян был один — сквозь землю на склонах горы пробивались искры адского пламени, причем с такой силой, что порой они уничтожали и жилища, и посевы.

Существует еще одна легенда, которая также была записана и поэтому стала бессмертной. В ней говорится о битве богов с гигантами, разгоревшейся почти сразу по сотворении мира. Сыновья Геи-Земли, гиганты, внешне походили на людей, только нижняя часть тела была у них змеиная. Побуждаемые матерью, имевшей свои счеты с Зевсом, они напали на обиталище богов и попытались занять их место. Битва была ужасающей, как и пристало гигантам.

Обе сражающиеся стороны прибегали к хитрости и силе в самых диких ее проявлениях. В конце концов боги с превеликим трудом победили, и то благодаря вмешательству человека — Геракла. Ибо гиганты не могли быть побеждены богами. На исходе битвы один из гигантов по имени Энцелад попытался сбежать, но Афина его заметила и сбросила на него Сицилию. Гигант не погиб, но остров придавил его. Яростные попытки освободиться и огненное дыхание гиганта мы ощущаем и сегодня на Этне. По крайней мере так пишут Виргилий и Оссиан. Пиндар, Эсхил и Страбон, однако, говорят, что Этной Зевс придавил гиганта Тифона. У Энцелада был брат Мимас, и на него Гефест взгромоздил металлокипящую гору Везувий.

Живущие на Этне могли, таким образом, выбирать себе покровителей на основе нескольких вариантов, и чтобы защититься от бесчинств Этны, они взывали и к Гефесту, и к гигантам, и к циклопам, и даже, возможно, к титанам. Если же все молитвы и жертвоприношения оказывались безрезультатными и Этна начинала бушевать не на шутку, люди понимали, что они по ошибке обратились не к тому богу.

Между тем, и в древности находились здравомыслящие и критически настроенные люди, отказывающиеся слепо верить преданиям: «Пусть никого, — говорили они, — не введут в заблуждение обманчивые выдумки поэтов… Здесь, уверяют они нас, пребывает бог… Нет, богов не влекут столь низкие занятия; мы не вправе приписывать им столь мерзостные побуждения. Их царство вдали от нас, высоко в небесах, и ничтожные дела — не их удел».

Те, кого легенды не удовлетворяли, стремились больше узнать о вулканической деятельности, понять ее. Первым ученым, заинтересовавшимся Этной, или по крайней мере первым, о ком нам стало известно, был Эмпедокл. Гражданин города Агридженте, носившего тогда имя Акрагант, он был одновременно государственным мужем, философом, поэтом, медиком… Аристотель нарек его «отцом риторики», а знаменитый врач II в. н. э. Гален почитал его как основателя итальянской медицинской школы. Эмпедокл родился в 490 г. до н. э. Он сражался сначала против тирании, а потом против сменившей ее олигархии. Когда сограждане предложили ему стать их царем, он отказался, ибо предпочитал трудиться, а не принимать почести. Следуя интеллектуальной традиции своего времени, он не ограничивался диспутами, носившими, как всегда в те времена, одновременно философский и научный характер, но пытался создать строгое учение об «элементах», или стихиях.

Эмпедокл первым выделил четыре стихии: огонь, воздух, воду и землю. Движимые любовью или ненавистью, стихии изменяются, сливаются или разделяются в зависимости от того, привлекают их или отталкивают другие стихии. Любовь и ненависть, согласно Эмпедоклу, одновременно противопоставляются и объединяются; позже Мани скажет то же самое о свете и темноте, о добре и зле…

Вода, воздух, огонь, земля — не наблюдаем ли мы все это одновременно, глядя с вершины Этны самого прекрасного вулкана цивилизованного мира, расположенного всего в нескольких сутках пешего хода от Акраганта? Будучи не только теоретиком, но и экспериментатором, Эмпедокл задался целью проверить свои умозаключения. Начиная с этого момента, исторические данные тесно сплетаются с преданиями. Из истории известно, что Эмпедокл скончался на Пелопоннесе в 430 г. до н. э, но, согласно преданию, он погиб на Этне, в Этне и из-за Этны. Говорят, он долго стоял, размышляя, на самом краю кратера, пытаясь проникнуть мыслью в глубины вулкана, но вулкан оставался каменно равнодушен к заботам человека, и ученый, снедаемый отчаянием, якобы бросился в кратер. Говорят, что вулкан пыхнул огнем и выбросил наружу его сандалии…

Порой случается, что вновь найденные данные подтверждают легенду. Я уже упоминал, что недалеко от вершины Этны, на холме, называемом Башня Философа (в честь ученого из Акраганта), недавно обнаружили остатки древнегреческого сооружения. Обсерватория Эмпедокла? Храм где люди пытались умилостивить подземных богов? С тем же каменным равнодушием что и на Эмпедокла взирает сегодня на нас Этна и не дает ответа. Пикантный штрих насчет сандалий как это часто бывает в греческих сказаниях придает истории определенную достоверность…

В летописях отмечены некоторые наиболее мощные извержения Этны случившиеся во времена древних греков. Первое имело место в 695 г. до н. э. лет через сорок после того, как люди Феокла обосновались в Сицилии. Вплоть до 475 г. до н. э. похоже царило полное спокойствие. И потом в течение двух столетий греки отметили лишь четыре крупных извержения — в 475, 425, 394 и 350 гг. до н. э.

В дальнейшем Этна повела себя более агрессивно. Наверно дело в том, что до того времени греки не поднимались выше подножия на восточных и южных склонах и поэтому могли не замечать ни того, что происходило по другую сторону горы, ни того, что делалось выше по склону — за лесами. Лишь самые сильные извержения, случающиеся в верхней части горы, должны были привлечь к себе внимание береговых жителей. Когда огонь бушует только на вершине, даже если горят отдельные участки леса, это не причиняет никакого ущерба расположенным гораздо ниже возделанным полям, поэтому грекам не было до пожаров никакого дела.

Извержение 475 г. до н. э. достопримечательно уже хотя бы тем, что впервые было описано по-настоящему, в частности Пиндаром, а Эсхил использовал его в своем творении «Прометей прикованный» — космической апологии свободы человека. Приглашенный в Сицилию просвещенным властителем Сиракуз Гиероном, Эсхил жил и умер там, в городе Гела, в 456 г. до н. э. Величие и буйство Этны, таким образом, были ему хорошо знакомы. Возможно даже что он находился в Катании, когда извержение 475 г. до н. э. потрясло гору и город.

«…Мне больно думать что дитя Земли,
Стоглавый обладатель Киликийских гор,
Злосчастный великан, Тифон неистовый,
Побит и сломлен. Челюстями страшными
Он скрежетал, бунтуя против всех богов.
Глаза ею сверкали диким пламенем,
Вот-вот казалось Зевсову низвергнет власть,
Но Зевс в него стрелу свою бессонную
Направил, громом и огнем разящую,
И вмиг с его бахвальством и надменностью
Покончил. Прямо в грудь стрела ударила,
Испепелила силу, мощь дотла сожгла.
И нынче, дряблой распластавшись тушею,
Подножьем Этны накрепко придавленный,
Близ узкого пролива он лежит, Тифон,
А на высоких кручах раскаленное
Кует Гефест железо. Хлынет некогда
Поток огня отсюда, и в зубах огня
Исчезнут нивы тучные Сицилии,
Так гнев Тифона шквалом огнедышащим
Вскипит и страшной изольется бурею,
Хоть и перуном Зевса опален гордец».

Эсхил. Прометей прикованный. Пер. С. Апта. — В кн.: Трагедии. — М.: 1971, с. 184-185

В честь Гиерона Сиракузского Эсхил сочинил еще одну трагедию — «Этна», по имени города, который тиран основал на месте сметенной им с лица земли Катании. От города Этны до наших дней не сохранилось никаких следов. Ничего не осталось и от эсхиловой трагедии.

Извержению 396 г. до н. э. было суждено изменить на время ход истории: оно заставило отступить карфагенский флот, пришедший от Наксоса, чтобы захватить Катанию. На сей раз местные жители от всей души вознесли хвалу подземным богам, вовремя заставившим заговорить Этну.

В 263 г. до н. э. греки, живущие в южной Сицилии, вынуждены были склониться перед возросшим могуществом Рима, и Катания перешла в новые руки. Римляне приняли пантеон греческих богов, ограничившись тем, что изменили их имена, дабы приспособить их к древним этрусским божествам. Это упрощало задачу римлян в завоеванных землях. Этнейским крестьянам не пришлось даже менять своих религиозных обычаев: став Вулканом, Гефест, как и прежде, продолжал обитать вместе с циклопами и гигантами в пылающих подземных пещерах.

По своему складу ума и интеллектуальным особенностям римляне отличались от греков. Они были прагматиками, их не привлекали теоретические построения. Они, конечно, заинтересовались эмпедокловой теорией четырех стихий — огня, воздуха, земли и воды, но еще больше им хотелось узнать, как обстоит дело в действительности. Будучи людьми практическими они попытались объяснить деятельность вулканов и Этны в том числе причинами рациональными.

На рубеже I и II вв. до н. э. некий поэт, чье имя до нас не дошло, сочинил поэму «Этна», в которой излагаются основы вулканологии в том виде, в каком их представляли себе древние римляне.

Три основополагающих стихии планеты — вода, земля и воздух (любопытно что в отличие от теории Эмпедокла огонь здесь отсутствует) — составляют отличные друг от друга «элементы». Когда создавалась всем нам знакомая почва элементы перепутались между собой как камешки в куче. Поскольку элементы имели неодинаковую форму и размеры между ними остались пустоты, образующие сложную систему каналов, трещин и пещер, систему, во многих местах сообщающуюся с поверхностью. В эти отверстия устремляются мощнейшие потоки воздуха. В подземных лабиринтах свирепствуют невероятной силы ветры, вызванные притоком воздуха и падающей с неба дождевой воды.

«Так в глубинах Земли, в местах, недоступных человеку образуются фантастические бури. Ветрам тесно, ветры рвутся наружу. Так происходят землетрясения, подземные взрывы и вулканические извержения, которыми так богата Этна. Стоит ветрам вырваться из глубин на волю, как они успокаиваются. Им привольно, они утихают, обретают покой и становятся не отличимы от окружающего воздуха».

Почему вулканические явления наблюдаются именно на Этне? Потому, говорит наш автор, что Этна — высокая гора и на ней резко противопоставлены мягкий морской климат равнин и холода ветровых высот. На склонах горы давление воздуха растет и поэтому воздух легче проникает в многочисленные расщелины и отверстия, которых в этой местности больше чем где бы то ни было еще.

Но откуда берется огонь извержений? Любопытно что излагая свои соображения о сотворении Земли, наш неизвестный автор ни словом не обмолвился об огне. Впервые он упоминает о нем в следующем контексте. Достаточно чтобы крохотная частичка внутри Этны воспламенилась, как тут же ветры раздувают подземный пожар, который начинает гулять по всем внутренним ходам, пустотам и пещерам. И стоит ему отыскать или самому пробить себе проход наружу, будь то на вершине горы или на ее боковом склоне, как огонь вместе с ветром вырывается из недр на поверхность. Когда же ветры смешавшись с наружным воздухом утихают, стихает и огонь и вещество, которое они извергли из глубин, падает на землю.

То, что огонь на Этне распространяется столь сильно, продолжает ученый латинский поэт, объясняется составом местной почвы. Она здесь богата веществом легковоспламеняемым, жирным, полужидким а то и просто жидким, возгорающимся от одной искорки: это сера, та самая сера которая так часто выходит на поверхность. Есть здесь и другая порода, которую наш автор именует «жерновым камнем» и которая обладает свойствами возгораться, долго гореть, гаснуть и вновь загораться, вплоть до полного выгорания ее горючих составных частей, после чего от нее остается как бы легчайшая оболочка, пронизанная порами рассыпающаяся в пыль и порождающая пепловые дожди на склонах Этны, Речь идет о пемзе.

Так получили объяснение состав почвы и пород, из которых сложена гора, а также механизм действия подземных воздушных потоков. Это объяснение рассеяло завесу тайны над вулканическими извержениями. Обладая знанием причин и закономерностей человек уже не должен был ужасаться и дрожать: ведь то были явления, вызванные природными силами, а не чем-то неизвестным и оттого пугающим.

Подход латинского поэта был для своего времени удивительно рациональным и, по правде говоря, гораздо более научным, нежели поэтическим. Под конец он приводил старинное сказание — легенду о благочестивых и любящих братьях. Легенда несла в себе воспитательный заряд, ибо любое научное рассуждение должно было в то время оканчиваться моралью:

«Однажды разверзлись этнейские пещеры, воспламенилась великая гора, выплеснулись ее пылающие бездны, и потоки огненной лавы понеслись по широким склонам, заливая все. Молнии разгневанного Юпитера бороздили эфир, вихри темных туч закрыли светлое небо. Все горело — и луга, и леса, и холмы, и тучные нивы, и даже люди. Огонь пожирал все на своем пути. Селения загорались одно за другим.

Каждый спасал свое добро, сколько хватало сил и присутствия духа. Один стонал под неподъемным грузом золота, другой сгребал в кучу оружие и, безумный нагромождал его на собственные плечи, тот еле тащился со всеми своими поэмами, а иной шагал налегке, ибо ему нечего было спасать: то был бедняк. Всякий хватал что было самого ценного, и бросался наутек. Огонь пожирал отставших; он набрасывался на скупых, думавших, что им уже удалось спастись, и сжигал их вместе с их сокровищами; он поглощал все и вся, он плясал; пламя пожаров не щадило никого; но пощадило оно благочестивых братьев.

Двое благородных юношей — Амфином и брат его Анафий — храбро исполняли свой долг, не страшась огня, охватившего уже соседние дома как вдруг заметили на пороге своих престарелых родителей, дряхлых и немощных, придавленных годами. Не стало для них иного богатства иного добра, нежели отец их и мать; нечего им стало спасать, кроме них. Подняли они свой бесценный груз и ступили прямо в пламя. И, о чудо, языки пламени устыдились жечь исполняющих сыновний долг и пощадили их куда ни ступят они ногой, огонь отступает. О счастливый день! Счастлива земля щадимая! О благочестие!

Справа и слева гудит пожар, он повсюду; но смело идут братья в огонь, неся каждый свою дорогую ношу! И утихает, унимается кругом злоревущее пламя.

Невредимы выбрались они из огня и спасли своих родителей. Поэты с тех пор воздавали им хвалу и славили их. В царстве Плутона им было отведено почетное место: столь добродетельные юноши не знали низкой судьбы, им был уготован беспечальный покой и все блага, коими награждаются истинно благочестивые».

И поныне два холма-близнеца, давно потухшие вулканические конусы, напоминают своим названием — Фрателли Пии — о подвиге двух благочестивых братьев.

О каком именно извержении здесь рассказывается? Катастрофических извержений, оставшихся в памяти людей, было немало в 141, 135, 122, 49, 44 и, наконец, в 36 гг. до н. э., причем последнее полностью разрушило город Катанию и добралось до самого берега моря. Затем, как бы в ознаменование наступления новой эры, Этна затихла, и вплоть до VI в н. э. было отмечено лишь два крупных извержения — в 252 и в 420 гг.

В своей недавно опубликованной весьма глубокой работе американцы Р. Б. Стазерс и М. Р. Рэмпино перечисляют даты крупнейших известных извержений Этны: в 696-693 гг. до н. э. фронт лав вплотную подошел к Катании, в 479-475 гг. до н. э. лава достигла моря, в 425 и 396 г. до н. э. лава вновь дошла до береговой линии на северо-востоке от Катании, во время извержений 135-го и 126-го и 122-121 гг. до н. э. лава опять влилась в Ионическое море, а пепел засыпал часть Катании, и наконец, извержение 252 г. н. э. Авторы отмечают также колоссальное извержение, имевшее место в районе Средиземноморья в 44 г. н. э., однако произошло ли оно на Этне, сказать затрудняются. Если это была все-таки Этна, то речь может идти, очевидно, о последнем из серии извержений, происходивших с интервалами в целые тысячелетия, в результате которых разрушились одна за другой горы-предшественники нашей Монджибелло и образовалась широкая долина Валле-дель-Бове.

 

Рубрики: Культурологический туризм